Физические свидетельства работы Фламеля в Париже сохранились на долгие века и изобиловали весьма характерным алхимическим символизмом. Историк Ленгле дю Фреснуа сообщает, что ещё в 1742 году арка с иероглифическими символами благополучно стояла на кладбище Невинноубиенных. В двух нишах на внутренней стороне арки находились статуи святого Иакова и святого Иоанна, а ниже последней располагалась фигура самого Фламеля, читающего книгу, — на пьедестале значились буквы N. F. К сожалению, последовательность цветов, иллюстрирующих стадии алхимического процесса, к тому времени уже была совершенно неразличима. Кроме того, на том же кладбище была общая усыпальница, где находились кости, извлечённые из земли во время рытья новых могил, и на её колоннах имелась надпись: Описание как получить разрешение на строительство у нас.

«Эта усыпальница была построена и пожертвована церкви ради любви к Господу нашему в лето 1399.

N. F.»

Слева от портала Мариво церкви Сен-Жак-де-ла-Бушри был барельеф, изображающий Никола Фламеля, преклонившего колени перед святым Иаковом, а справа — его жену, Пернеллу, воздающую почести святому Иоанну. Они были обозначены, соответственно, буквами «N» и «Р».

На улице Нотр-Дам у портала святой Женевьевы Арденской в нише тоже стояла статуя Фламеля: он был изображён коленопреклонённым перед аналоем и устремившим взор на святого Иакова. Надпись под статуей гласила:

«N. F. Этот портал был возведён в 1402 году на пожертвования многих».

И стену недостроенной больницы на улице кладбища святого Николая-в-полях украшали инициалы Фламеля.

Когда в 1717 году церковь Сен-Жак-де-ла-Бушри была снесена, украшенная надписями плита с могилы Фламеля бесследно исчезла. Кокрен утверждает, что много лет спустя она обнаружилась в зеленной лавке на рю Дез-Ариа, где хозяин ничтоже сумняшеся использовал её гладкую обратную сторону в качестве разделочного стола. Сейчас она хранится в музее Клюни, где я имел случай полюбоваться ею во время моего последнего визита в Париж.

Она украшена барельефом, изображающим Христа, святого Петра и святого Павла, а между ними солнце и луну — алхимические символы серы и ртути, а также золота и серебра. Надпись гласит, что Никола Фламель, бывший нотариус, завещал церкви дома и доходные бумаги, которые приобрёл за время жизни и сделал дары различным церквам и больницам Парижа. Надпись отражает скромность истинного гуманиста и подлинного Философа Герметического искусства.

Но давайте вернёмся к тайне предполагаемой смерти Фламеля. Известный путешественник, писатель, картограф и антиквар XVIII века Поль Люка рассказывает в своей книге «Путешествие по Малой Азии» (Амстердам, 1714 год) следующую любопытную историю:

«Я был в Бронозе, в Натолии, и, отправившись на прогулку с неким человеком, набрёл на небольшую мечеть, окружённую садами и фонтанами, открытыми для доступа публики; нас быстро провели в помещения при ней, где мы увидели четверых дервишей, приветствовавших нас со всей возможной любезностью и пригласивших нас разделить с ними трапезу. Нам сказали, и вскоре мы имели возможность в том убедиться, что это были мужи величайших достоинств и мудрости; один из них, сказавший, что по происхождению он узбекский татарин, был, видимо, более образован, чем остальные, и, казалось, говорил на всех языках мира. Побеседовав со мной немного по-турецки, он спросил, знаю ли я латынь, испанский или итальянский. Я сказал, что, если ему угодно, он может говорить со мной по-итальянски; однако вскоре по моему акценту он догадался, что этот язык для меня не родной, и напрямую спросил, из какой страны я приехал. Узнав, что я родом из Франции, он тут же заговорил со мною на таком превосходном французском, словно вырос в Париже.

— Сколько лет, милостивый государь, — спросил я его, — вы провели во Франции?

Он ответил, что никогда там не был, но очень бы хотел предпринять такое путешествие.

Я сделал всё, что было в моих силах, чтобы укрепить его в этом решении и убедить, что Франция — истинная колыбель учёности, а её король — покровитель всех наук, взявший на себя все расходы по моим путешествиям ради собирания записей о древностях, зарисовок памятников, коллекций монет и рукописей, исправления карт и так далее, самолично дав на то своё высочайшее повеление. Когда наша беседа подошла к концу, дервиши пригласили нас в свой дом, стоявший у подножия горы. Выпив кофе, мы расстались, но хозяева взяли с меня обещание, что я вскорости снова приду, чтобы с ними повидаться.